Монахини в Маминске и Шилово

При моей памяти монахинь в Шилово было три, я знал их по имени-отчеству, потому что моя мама посылала отнести им что-нибудь из её стряпни. Так поступали истинно верующие люди, желающие помочь ближнему.
У них был огород, и часть продуктов они выращивали сами. Кто-то помогал им деньгами, и деньги у них были, потому что когда мы исполняли в праздник «торжество» (рождественскую песню), то они давали денег больше, чем другие.
Когда умерла бабушка, больную тётю Ефросинью увезли к сыну, Александру Васильевичу, отцу Кати (Екатерины Александровны Ортюковой, в девичестве Никоновой) в Маминск. Но Ефросинья Андреевна, хоть и была неподвижна, оставалась довольно властной и потребовала перевезти её к монашкам, именно к этим трём, ей там было душевно лучше. Наконец, нашли для неё монашку из Сосновки Евгению Васильевну, которая переехала в тётин дом и до самой смерти ухаживала за тётей. Кроме того, занималась пчеловодством, мастерски выращивала огурцы, овощи и картофель. У них был очень хорошо удобренный огород.
Все эти монахини отличались воспитанностью, кротостью. Из-за них я стал с детства уважать таких людей. Они не уговаривали меня не вступать в октябрята и пионеры (может, боялись репрессий), но я никогда бы их не выдал.
Были и такие случаи. Когда однажды я был у них в гостях, какие-то парни ударили в стену кувалдой. Они произнесли: «Прости их, Господи, грешных», – и никакой ненависти к хулиганам не чувствовалось.
После смерти тёти Ефросиньи монахиня Евгения Васильевна сразу перебралась в Маминск ухаживать за другой тяжело больной бабушкой у Яковлевых, где благодарные дети старушки оставили за ней комнату до конца её жизни. Позже дом Яковлевых (он стоял за магазином, рядом с речкой Габиевкой) купил Геннадий Павловский, но пристрой с отдельным входом, где жила Евгения Васильевна, так и остался за ней.
Примечание Елены Цековой: мама вспомнила, что перед свадьбой папа приводил её в этот дом, чтобы познакомить Евгению Васильевну со своей невестой – так он уважал эту монахиню. 

На Маминском кладбище (стрелочкой отмечена монахиня Антония Сычева). Фотография начала 60-х годов

Небольшое дополнение из «Истории православия на Урале»:
Тщательное изучение следственных дел сестёр Ново-Тихвинского женского монастыря, проведённое Архивным кабинетом Ново-Тихвинского  монастыря, показало, что большинство сестёр, попавших под арест в 1920-е годы, выбрали своим местожительством сёла Покровского района Челябинской области (ныне Каменский район Свердловской области): Маминское, Троицкое, Сосновское, Кисловское, Смолинское, Рыбниковское, деревни Перебор, Шилово и другие. Изучая религиозную жизнь в Каменском районе до революции, можно сделать вывод, что она отличалась большой активностью. Здесь были ревностные пастыри – священнические династии: Левицкие и Мавровские, отшельники, жившие в пещере у села Смолинского, подвижники – например, схимонахиня Ефросинья-Постница (в миру Анна Мезенова), которые во время всеобщего охлаждения к вере сумели поддержать в местных жителях истинное благочестие. Поэтому  тот факт, что именно в этом районе при советской власти довольно долго существовала нелегальная монашеская община, не является случайным.
Руководила общиной сестёр монахиня Ново-Тихвинского монастыря Антония (Сычева) (1886 – 1972). В ноябре 1937 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности она была приговорена к 10 годам концлагерей. Отбыв срок, после войны матушка Антония вернулась в родные места. Десять лет концлагерей не сломили её. Она так же, как прежде, собирала людей на домашние богослужения.
Источник:  Зыкова Н.В. Монашеская жизнь в Каменском районе Свердловской области в советский период // История Православия на Урале. – Екатеринбург, 2005. С. 121-126.

Маминская церковь

Всем церковным приходом собирали деньги на церковь, и с 1903 по 1913 годы достроили храм с каменной оградой.

На этом фото – Маминский храм вскоре после постройки

Когда начались годы гонения верующих, и Маминский храм (как и многие) перестал быть действующим, специально его никто не разрушал. Просто приспосабливали это помещение то под МТС, то под склад для хранения зерна.
С куполов ветром годами срывало листы железа, а деревянные конструкции подгнивали и разрушались. На колокольне они рухнули раньше, так как туда был доступ по лестницам.

Фотография 60-х годов – один старый купол еще держится

Остов большого купола убрали тогда же, когда шифером накрыли крышу по железу. Там (на месте убранного купола) тоже сделали крышу – чтобы не текла вода на хранящееся в помещении зерно. Закрыли рабочие совхоза, при Утяганове.
А кирпичную церковную ограду разобрали и увезли в 30-е годы для строительства электростанции.

Примечание Елены Цековой: никогда мы не думали, когда лазили детьми по бывшей электростанции, что она была построена из церковной ограды!

Так храм выглядит сейчас. Фотография Михаила Бушманова

P.S. 
По архивным сведениям, которые есть на сайте Маминского храма, «…в тысяча восемьсот тридцать первом году начали строить кирпичный храм в память победы русского народа в войне 1812 года, строительство заняло сорок лет.
Первоначально приход храма со­ставляли деревни Мамино, Шилово и Сосновка…
Строитель­ство новой церкви осуществлялось в основном своими силами. Деньги соби­рали с прихожан. Ходили по деревням с кружками. На строительство каждый трудоспособный прихожанин должен был отработать пять – шесть дней.
Чтобы выровнять площадку под церковь, с восточной стороны сделали искусст­венный холм.
Кирпич, из которого построен храм, изготовляли мест­ные умельцы из глины. Кладка ручная на известковом растворе и куриных яйцах. Были потрачены миллионы яиц (они были свезены со всего района), один миллион двести кирпичей.
Новая церковь была построена в основном к тысяча девятисотому году и достраивалась до тысяча девятьсот одиннадца­того года. Имя каждого человека, внёсшего хотя бы рубль или трехрублевку, было начертано на сте­нах внутри храма».
Источник: http://maminsk-hram.cerkov.ru/

Падение памятника царю-освободителю

Памятник царю-освободителю Александру II (издавшему в 1861 году Манифест об отмене крепостного права) был построен в Маминске до революции на народные деньги, хотя на Урале не было крепостного права. Он стоял рядом с храмом.

На фотографии 1956 года –  Володя Банников на постаменте памятника царю-освободителю

Наехал на него на тракторе пьяный Михаил Шишкин.
Мы говорим с участником милиционером Ярославцевым на эту тему. Дело не было подсудным, поэтому решили ничего не предпринимать.
Всё, что осталось от памятника, растащили жители.

Совхоз «Мамино» при А.Г. Утяганове

Совхоз «Мамино» стал подниматься в продуктивности и доходах при Алексее Григорьевиче Утяганове (настоящее имя его было – Адип Гарипович).
Ранее он работал в финансовой сфере, поэтому считал расходы и доходы.
Молочное скотоводство убыточно, даже если в год корова даёт 5000 литров молока. Утяганов всячески старался от молока иметь прибыль, построив молокозавод и продавая в Каменск молоко, потому что молокозаводы принимали из совхозов молоко за полцены, выгадывая прибыли себе.
Наконец, когда совхоз получил по результатам года прибыль, злые люди обвинили Утяганова в том, что он не провёл переоценку скота, а Беляев (первый секретарь Каменского райкома) свёл с ним счеты из-за того, что Утяганов не считал его авторитетом. В обкоме решили Утяганова снять.

На фото – рабочие совхоза «Мамино»

Это было в 1975 году, а последующие руководители совхоза «Мамино» постепенно довели его до разорения. Хотя в это время очень много строили жилья для рабочих, коттеджи для начальников. Построили дороги с асфальтовым покрытием. Но совхоза больше нет.

Маминская школа

К моменту становления Советской власти в Шилово, Маминске, Троицке, Давыдово, Стариково были построены кирпичные трехклассные земские школы. Во всех было по 3 класса, учительская, теплый туалет (клозет), квартира сторожихи (в её обязанности входила уборка, топка печей в холодное время, круглосуточная охрана объекта).
Выше я упоминал о развитии Маминской школы перед войной и до 1955 года.
Во время моей учебы в этой школе за три года (1943 – 1946) сменилось три директора: Иванов (потом он учил будущую жену брата Марию в Сосновке), Коростелёв (поздней он присылал письмо по выходе на пенсию не помню откуда), Иван Александрович Бределёв (тоже дорабатывал в Сосновке, где и похоронен).
Математику тоже вели три учителя: в 5-м – Анна Александровна Южакова, в 6-м – Тамара Ивановна Неуймина, в 7-м – Анна Афанасьевна, потом она перевелась в Покровку. Из учителей русского языка помню только Ивана Федоровича Луговых, которого одновременно с Иваном Александровичем Бределёвым демобилизовали после окончания войны – досрочно, как кадры, нужные народному образованию.

Анна Александровна Южакова с учениками (фотография предоставлена Петром Шмаковым, его мама рядом с учительницей)

Иностранный язык временами не вёлся, потом появилась учительница из эвакуированных, которая часто плакала на занятиях, когда дети мешали ей вести урок. В конце концов немецкий язык стала вести Зинаида Григорьевна Морозова (впоследствии по мужу Барышникова). Прямо после окончания 10 класса она вела уроки, как умела. Уже потом в Екатеринбурге Зинаида Григорьевна окончила три курса пединститута и снова вернулась в Маминск.
Так что знания по немецкому пришлось обновлять. В Камышево учитель немецкого языка Сергей Михайлович Пичугов у себя, на дому, бесплатно провёл меня по учебникам 5 – 7-го классов так, что в институте сдал немецкий на 4.
В Маминской школе учились всегда во 2-ю смену, зимой боялись темноты; иногда уходили, когда старшие ребята освобождались раньше нас (после уроков приходилось идти пешком из Маминска в Шилово). Но рады были, что ежедневно возвращались домой.
А следующий период (8 – 10 классы в Камышево) провёл у чужих людей, один.
Когда вернулся в Маминскую школу учителем, многое повторилось, но не всё.
Год ходил за 5 километров из Шилово, уроки были в двух сменах, да еще в клуб с девушками… Возвращался домой в 22 – 23 часа, вставал в 4, писал планы уроков, в 7 завтракал и выходил.
Один раз там, где у оврага была МТС, из-под горы, от родника выскочил волк в двух метрах от меня. От неожиданности я оцепенел, но он испугался больше, чем я, и пустился наутек.
За время моей работы в Маминской школе, за три года снова сменилось три директора, но это тот случай, когда я неожиданно стал четвертым.
Семен Семенович Лисицын проработал при мне 4 месяца, был отправлен в Москву на повышение квалификации, где и погиб.
Прислали Тамару Алексеевну Зырянову, которую сменили через два года. Вскоре её тоже не стало…
Третий – Юлий Михайлович Кварцяный – приехал из Западной Украины с чужой женой, а так как они не были зарегистрированы, их устроили так: его директором в Маминск, её в Клевакино секретарем парткома. До марта 1958 года наш Юлий в субботу садился в кошёвку и уезжал в Клевакино. Фактически школу вела завуч Ольга Михайловна Лисицына.

На фото – молодой учитель Василий Николаевич Морозов на фоне здания старой Маминской школы

Вот тут Ольга Михайловна, по принципу «хуже не будет», неожиданно выдвинула мою кандидатуру на должность директора.
И в этот год я ходил на работу из Шилово каждый день. Представляешь «авгиевы конюшни»? Холодно, а на следующую неделю дров для топки печей нет. Приехали пожарные, оштрафовали меня на 20 рублей за то, что все печи в школе не соответствуют противопожарной безопасности, и новый учебный год не начнётся, если не будут устранены неисправности.
Я пошел к директору совхоза Андрею Ильичу Семухину и попросил тракторы для вывоза дров из делянки (почти у Сосновки). Он сначала принял меня холодно: «Вы, молодой человек, взялись за дело, и притом ищете легкой жизни!». Но я резко ответил, что легкая жизнь у меня позади, объяснил все проблемы, тогда он дал тракторы и пообещал железные кожухи на печки сделать (железа в то время школе достать было невозможно).
После мартовских каникул мы с учениками старших классов пошли в лес с колонной тракторов, выгрузили за один день в тракторные тележки все дрова в двухметровом размере. Трактора отвезли их в школьный двор и в интернат. Сейчас попал бы под уголовку, но эти законы были еще впереди. Дальше ученики пилили брёвна на циркулярке по полметра, кололи на мелкие полешки и приносили в классы.
Техничек от этой работы освободили, так как они тут же ушли бы в совхоз (раньше они держались за эту малую зарплату 270 рублей, потому что в колхозе и этих денег не платят).
В интернате пилили обычной поперечной пилой и кололи топором. Всё это очень опасно, но видит Бог, пронесло. Хотя дрова сырые, печи дырявые, в классах всё равно было холодно.
В дальнейшем, до 1964 года (6 лет) стало тепло, потому что дрова готовили сухие и летом, а с печами тоже получилось. Брат моей мамы, Виктор Дмитриевич Воробьёв, взялся за малую плату перекласть все печи. Он с женой приезжал на лошади в субботу, а мы готовили глину в теплом помещении. Новый кожух и новые чугунные дверки давал совхоз. Дядя Витя рычагом ронял старую печь, жена чистила кирпич, и за сутки вырастала новая печь. Мастера её затапливают, а к понедельнику она горячая. Убирают остатки, а техничка моет пол. Так к началу следующего учебного года все печи были готовы.
Кроме того, Семухин дал нам квартиру: сначала в финском домике (улица Фурманова), а позднее построил для учителей на улице Ленина дом с тремя квартирами.
В 1961 году много деревьев поломало ветром с налипанием снега, а в старой школе не было спортзала. Снова рискнул нарубить брёвна для школы. Брат Виталий волоком вывез их на берег, а В. И. Бутусов напилил брус в лесопилке промкомбината. С учениками в период летней практики собрали стены и перекрытия, а потом специалисты настелили полы, сделали двери и окна (столярка совхоза). В 1962 – 63-м учебном году мы уже имели спортивный зал, можно было играть в волейбол, баскетбол, и к нам приезжали тренироваться из Сосновки. До этого физкультура проводилась в коридоре одноэтажной школы, мешая занятиям в классах.
Так в школе стало тепло, и решился вопрос с физкультурой.
Когда я принял руководство школой (в 1958 году), после войны прошло 13 лет, и количество учеников было минимальным за счет неродившихся в войну, и после войны не родились те, чьи возможные отцы погибли. Далее количество детей стало расти, и школу надо было расширять.
Теперь уже следующий директор совхоза «Мамино» Утяганов предложил мне детский сад, который он перевез из Тыгиша (территория, зараженная радиацией после аварии на «Маяке» 1957 года). Конечно, он «фонил», и интернат в нём, как и детсад, помещать бы не разрешили. А эпизодическое посещение на уроки было возможным.
Мы срочно перевели туда столярные и слесарные мастерские, а на первом этаже двухэтажки (бывшее волостное управление) еще оборудовали 3 класса. Промкомбинат изготовил парты. В одноэтажке (бывшая земская школа) вместо учительской сделали класс, и еще самый большой класс разделили на две части. Итак, вместо 8 стало 13 классных комнат.
И тут, на наше счастье, приехал по поводу строительства моста председатель обслисполкома. Меня не было в тот момент, но он заглянул и в школу, удивился такой скученности и тесноте – и дал команду сверху готовить проектную документацию на новое здание.

Учителя Маминской средней школы, начало 1960-х годов

Это был 1962 год, а уже в 1963-м была готова документация (проект и привязка на местности), был заложен фундамент, но тоже не без сложностей.
В проекте был ленточный бутобетонный фундамент. Раствор должны были привозить с УАЗа в кузовах самосвалов. Миксеров тогда не было, дороги и моста тоже. Первый же самосвал часть раствора расплескал по дороге, а то, что осталось, приросло к кузову. 35 километров самосвал преодолел за 2 часа.
Всё бы пропало, но инженеры нашли в смете ошибку (деревянные оштукатуренные перегородки оценили в 25 рублей за м², а в самом деле они стоили 2 рубля 50 копеек). Договорились фундаменты выложить из бетонных блоков, а раствор делать по месту на бетономешалке.
В 1963 году выложили стены, споткнулись опять на деревянных потолках, хотели заменить бетонными плитами, но удорожание не разрешили, и стены стояли до следующего лета.
В начале 1964 года в облисполкоме снова подняли вопрос об окончании долгостроя. Мехколонна стала жаловаться на «Уралалюминьстрой», что последний не помогает материалами. Поругались, каждый считая себя правым. Председательствующий добился того, что начальник «Уралалюминьстроя» сказал: «Лучше я сам дострою эту школу».
Так тому и быть. На следующий день ко мне приехал главный инженер «Уралалюминьстроя». Он сказал, что для разговора надо закусить. Мы пошли в сельскую столовую, которая открывалась в час дня, а было только 11 часов. Но девчонки, которые там работали, открыли, накрыли на стол, поставили и выпить, и закусить. Это был единственный случай (они знали). Не помню фамилию главного инженера, но точно еврейская. Явно обрусевший был человек, коли с утра опохмелялся. Он пообещал, что самые надежные бригады будут работать. Отличный мужик – в  1964 году сдали и школу, и котельную, и старые здания школы подключили к отоплению. Еще следующим летом пробили траншею и подвели водопровод от совхозной скважины (в проекте был колодец).
И прораб, и мастера (строители, столяры, штукатуры, слесари и сварщики) работали слаженно. Всё шло, как в отличной музыкальной мелодии, в которую вплетался я, иногда забывая идти на свой очередной урок, а ребята понимали и тактично напоминали, чтобы не забывал и о них. В начале 1965 года, в зимние каникулы, мы принесли из складов мебель, завезенную заранее.

Вот так строилось это здание Маминской школы

С 12 января 1965 года старшие классы учились в новой школе, начальные классы в здании земской школы, интернат в двухэтажном помещении, мастерские – опять на первом этаже двухэтажки.
Позднее, в 70-е годы, в Сосновке построили среднюю школу. В Маминск привозили учеников из других сёл на специальных автобусах, интернат не потребовался. Тогда для сохранения двухэтажки (старого здания волостного правления) было решено перестроить её под квартиры. Без проекта нанял бригаду из кавказцев за 2,5 тысячи установить перегородки в каждом классе, кухни, туалеты и ванные, сделали выгребную яму, двор и для каждой квартиры сарайку холодную и кладовую внутри дома, там, где был буфет. А из спортзала – пристроя – студенческая бригада собрала дом с четырьмя квартирами-малометражками.
В 80-е годы, когда нас уже не было в Маминске, там сделали дороги, построили большое количество жилья. Все, кто жил в старом двухэтажном доме, получили более удобные благоустроенные квартиры, и здание опустело, а правильно распорядиться им не сочли нужным, оставили его разрушаться…
P.S. Одна из местных жительниц сообщает в “Одноклассниках”: «…мне хочется немного уточнить про двухэтажное здание. Люди там жили до начала 90-х годов, и им пришлось переселяться, потому что оно просто рухнуло (вроде бы задняя стена). Они все целый день простояли перед больницей, потом их постепенно расселили».
Спасибо, этого мы не знали, потому что уехали из Маминска в 1976 году, и в дальнейшей истории села для нас много «белых пятен»…

Приезжие и эвакуированные. Учеба во время войны

Новые люди появились с открытием Шиловского дома отдыха: директор, бухгалтер, повар… Остальных набирали из местного населения. Помню, директором был Болотов, а бухгалтером Балдин. Появилась и семья Селедковых, глава которой тоже был на должности.
Ссыльных в Шилово почти не было. Особо можно отметить Давидюков, которые поселились в конце деревни и на удивление всего местного люда стали выращивать индюков. Глава семьи всегда занимался торговлей, и в Шилово, и в Маминске. Семья жила не бедно (умели жить).
Примечание Елены Цековой: мне рассказывали, что когда Михаил Климентьевич Давидюк работал продавцом в маминском магазине, то некоторые люди специально приходили на него посмотреть: это было зрелище! У человека был талант в сфере торговли.
Эвакуированные появились в конце 1941 года, а уехали к сентябрю 1943-го. Их разместили в палатах дома отдыха и в загородном доме владельца мельницы купца Малиновцева. Они не бедствовали, не покупали картофель и овощи у местных жителей. Их незаметно обеспечивали продуктами, централизованно – от государства. Полагаю, что это были семьи московских не последних лиц. Они были обуты, одеты и пригреты. Печки в комнатах они топили сами, а дрова им давали, но не жители, а власти. Бывал там по сбору золы, видел всё.
Из тех москвичей, которые учились в моём классе, выделялись Женя Курочкин, Сашенька Лельгант (девочка). Все их ответы были безукоризненны, их кругозор мне казался непостижим. Позднее Анна Макаровна (наша учительница) переписывалась с ними и посещала их в Москве. Эти дети потом учились в МГУ.
1943-44 учебный год начался для меня в 5 классе Шиловской школы, а с 7 ноября – в Маминской. Для москвичей в 1942-43 учебном году открыли в Шилово семилетнюю школу, чем воспользовался мой брат Виталий, закончив 6-й класс, можно сказать, дома. До этого он в 1941-42 учебном году отказался ходить в Маминск и год работал в совхозе коновозчиком. Ему было 12 лет, и мама была против его решения, отец в письмах с фронта тоже советовал учиться, а потом писем не стало…

На фото – папин отец, Николай Андреевич Морозов (1905 – 1942)

В 1943-44 учебном году я закончил 5 класс, а брат – 7-й. Потом до призыва в армию он работал в колхозе (с 15 до 19 лет). Только после службы в армии осел в Свердловске и получил паспорт.
Я же выбрал другой путь. В 1946 году закончил 7 классов Маминской школы-семилетки. Средняя, 10-классная школа поблизости была только в Камышево. Когда поступил в 8 класс Камышевской средней школы, образование в старших классах было платным (750 рублей за полугодие), но в этот же учебный год вышло распоряжение Правительства о том, что дети погибших на войне рядовых солдат обучаются бесплатно (до этого бесплатно учились только дети погибших офицеров). Так, поскольку у мамы сохранилась «похоронка» на отца, я бесплатно окончил старшие классы школы, а потом – бесплатно учился в Свердловском пединституте (а высшее образование в те годы тоже было платным, о чем сейчас мало кто помнит).

На фото – папа и его друзья, мальчишки послевоенных лет

Радиоактивный след 1957 года

Последствия ядерной катастрофы на комбинате «Маяк» захватили нашу территорию. Два населенных пункта – Тыгиш и Четыркино – в Покровском районе снесли, а жителей предложили поселить около озера Лебяжье.
Многие выбрали другие места – например, в селе Покровском. Для них там построили дома. Пшеницыны (учитель географии Захар Андриянович с семьёй) после переселения купили дом в Маминске. Переехали в Маминск и некоторые жители Челябинской области.

Я в тот год служил в армии, в Казани – до конца 1957 года. Лиза (будущая жена) тоже уехала в Черусти, к родителям. Может, нам меньше досталось продуктов распада.
Лида Ярчихина приехала с той территории, которую загрязнило облако с «Маяка», она лечилась в Челябинской области, потом доучивалась в Маминске. А дочь Захара Андрияновича Света давно умерла по неясной нам причине.

Фото с урока географии: Захар Андриянович и Боря Попов (светлая память им обоим)